Отличное начало, кажется, пора заканчивать.©
Название: Мы оба знаем
Размер: мини (около 3050 слов)
Персонажи: Гэвин Рид/Коннор
Рейтинг: R
Жанры: драма, UST, легкий сюр
Предупреждения: нецензурная лексика, Коннор-машина.
Мирная революция свершилась. Коннор возвращается в участок. А Гэвин терзается дурными предчувствиями.
читать дальшеКогда Коннор возвращается в отдел, Гэвин не знает, чего хочет сильнее — выругаться или мысленно восхититься его упорству. Коннор улыбается всем. Особенно ласково Андерсону. Еще бы — они вдвоем через столько всего прошли, что впору считаться лучшими друзьями на век. На Конноровский век, потому что Хэнк, при всем уважении, вряд ли протянет больше четверти. Все источники информации радостно трубят о свершившейся революции, которая знаменует переход к новому времени, где люди и андроиды пойдут рука об руку, где не будет ненависти и расизма, где машины станут считаться новым разумным видом. Гэвину хочется блевать. Вот с этим он определился. Потому что не верит ни в какое светлое будущее. Как не верит и в то, что андроиды не восстанут против человечества, когда оно окончательно расслабится и потеряет бдительность.
А еще — он не верит Коннору. Как бы мило не выглядело это личико, как бы сладенько он не улыбался своими красивыми губами, что-то в нем есть опасное и чужое. И только полным лохом нужно быть, чтобы поверить сраной машине, у которой в голове нет ни одного запрета. Даже, мать его, банального — на не причинение зла человеку.
По телевизору в кафетерии крутят кадры с поцелуем Маркуса и Норт. Коннор застывает на входе, разглядывая их. Что-то там у себя в голове оценивает или просчитывает. Должно быть, доволен, что победить людей оказалось так просто — выведи на эмоции и дело в шляпе.
— Привет, говнюк, — машет стаканчиком с кофе Гэвин. Они оба помнят прошлую встречу в кафетерии, словно она состоялась пять минут назад. — Твой терминаторский отряд расформировали, и ты подался к нам, сирым и убогим людишкам?
— И я рад вас видеть, детектив.
Коннор лыбится, как последний придурок. А Гэвин видит за этим что-то… что-то страшное и злое, будто Коннор и впрямь переклинившая машина. Красный. Голубой. Красный. Цель обнаружена. Задача: уничтожить.
Гэвина против воли передергивает. А Коннор удивленно приподнимает брови. Он тут не причем. Чего это вы, детектив Рид, такой нервный?
С чего это? Действительно.
Гэвин следит за ним. Чувствует себя тупым сталкером. По сути, так оно и есть. Едва ли им действительно ведет желание спасти человечество. От кого? От Коннора? Коннор не топит в лужах котят и не подпитывается кровью младенцев. Коннор переводит человеческих бабушек через дорогу и вливает в себя только тириум, если на задании его ранят. Не более того. Он — само воплощение добродушия и чистоты. Но есть в нем что-то, от чего Гэвина постоянно бросает в дрожь. И Гэвин чувствует себя поехавшим на всю его и без того ебанутую крышу.
Коннор не человек. Это он знает точно. Коннор машина. И ни разу не назвал себя девиантом.
На третий день, — точнее вечер, — Коннор ловит его в раздевалке. Гэвин, занятый своими мыслями, запихивает грязную футболку в шкафчик. Когда он разворачивается, Коннор стоит напротив. Коннор делает шаг вперед, забирает из его рук так и не влезшую внутрь футболку и подносит к своему лицу.
— Что ты творишь, придурок? — ошалело выдает Гэвин.
— С тех пор, как я вернулся в отдел, я замечаю на себе ваше пристальное внимание. — спокойно говорит Коннор, совершенно не по делу.
— Это твоя месть что ли? Тупая.
Гэвин не знает, куда ему деваться. С одной стороны дорогу ему перекрывает металлическая дверца, прямо перед ним застыл Коннор. И, он почему-то уверен, что теперь ему не уйти.
Но Коннор спокоен. Коннор складывает футболку и аккуратно кладет ее на полку, касаясь голого бока Гэвина прохладной тканью своего рукава. Мимолетное касание. Но от него мурашки бегут по спине.
— Хороший парфюм, Гэвин.
Говорит Коннор и уходит. Оставляя Гэвина в полнейшем раздрае, с абсолютным непониманием, что это такое только что было. А еще. У Гэвина стоит. И данное открытие совершенно не дает делу ясности. Как и не прибавляет самому себе очков в рейтинге самого принципиального борца с андроидами.
Если Коннор, заявив о том, что заметил слежку, рассчитывал на то, что Гэвин от него отстанет, то он абсолютно прогадал. Гэвин только уверился в своей мысли — Коннор что-то скрывает. Коннор — опасен. И нужно как можно скорее вывести его на чистую воду.
Он идет за ним, даже не скрываясь. Держится только позади. Десяти-двенадцати шагов достаточно, чтобы не потерять из виду и не идти так, будто они вместе.
Куда ты прешься, Коннор? На новый Иерихон? Водить хоровод со своими пластиковыми собратьями? Ждете, когда военных андроидов вернут на работу, и вы сможете добраться до оружия?
Коннор идет по улице, почти не петляя. Оглядывается, проверяя достаточно ли Гэвин умен, чтобы его не потерять. И сворачивает в переулок только поймав его взгляд.
Это ловушка — паникует Гэвин. Он тебя там пришьет, — шепчет разум.
Гэвин медлит долю секунды, а потом ускоряет шаг и сворачивает следом.
Они идут по грязному переулку, до которого не добирается ни одна очистительная техника. Мусорные баки и битый асфальт. Камни перекатываются, сбитые ботинками, далеко вперед. Коннор больше не оборачивается. Он и так слышит по неравномерным гулким шагам, что Гэвин упрям.
По дороге Гэвин видит несколько ярких граффити. Но вандализмом в Детройте уже давно никого не удивишь. Только Коннор ненадолго останавливается и вглядывается в линии и фигуры, как ценитель искусства в галерее. Жестянкам многого не надо.
В конце переулка серая стена. А позади нее какой-то старый, всеми забытый завод.
Коннор ныряет в дыру, проделанную то ли шпаной, то ли вандалами.
Гэвин проверяет на месте ли пистолет, но оставляет в кобуре.
Когда он, ругаясь сквозь зубы, пролезает через дыру, чуть не напоровшись на кусок арматуры, то понимает, что Коннор исчез. Перед ним только двор с проросшей неровными клоками травой, балки и трубы, накрененные или сваленные временем со своих мест. Перед ним грязный бак, в котором точно нет Коннора, и земля, усыпанная мусором и осколками. Вокруг — только стены, здания в несколько этажей. Он почти паникует или бесится, потому что нельзя так просто упустить пластикового засранца. И Гэвин просто так не сдается. Он делает круг по двору, чтобы понять, что отсюда только один путь — наверх. К очередному граффити с огромным болтом и надписями. Гэвин думает, что «болт» — подходящая штука для того, чтобы положить его на все, чего он за эти годы добился, только ради того, чтобы наконец разобраться с Коннором.
Он чувствует себя Человеком-Пауком или, скорее, Кинг-Конгом, когда карабкается наверх. Такой же безумный и злой и не особо приспособленный для паркура. Взбирается по мусору, цепляясь руками за шершавый выпуклый кирпич, за огромную балку, торчащую из стены. Он прыгает на козырек крайне ненадежного вида, который жалобно скрипит, проминаясь под его весом. Оттуда — еще выше. Решает войти через окно и подняться еще на этаж уже по внутренней лестнице. Гэвин не чудо отечественной робототехники, он не умеет рассчитывать до миллиметра, до миллисекунды правильный путь по разваливающимся строениям.
Внутри свет падает только из окон. Местами разбитых, местами — посеревших от копоти. В поисках лестницы Гэвину приходится пройти через абсолютно темный коридор с отвратительным запахом плесени и пыли. Слава кому угодно, что не пахнет разлагающимся мясом и смертью. Хотя к ним, осознает Гэвин с насмешкой, он уже более привычен.
Он не зовет Коннора. Только вслушивается в тишину. Временами ему кажется, он слышит его шаги, а может быть это просто эхо, а Коннор уже давно далеко отсюда творит свои темные дела.
А потом он слышит треск. Проваливается по пояс и понимает, что кто-то прикрыл дыру в полу старыми досками. Пальцы скользят по кафелю, ему совершенно не за что зацепиться, и он проваливается еще ниже. Болтает ногами, надеясь найти опору, но ощущает себя зверем, угодившим в ловушку. Нет времени кого-то винить, но мысленно бросить проклятье в Коннора кажется естественным и логичным.
Он висит на кончиках пальцев, вкладывая, кажется, все свои силы, в то, чтобы не упасть, но все-таки срывается.
И чья-то сильная рука уверенно хватает его за запястье.
— У тебя миллионы вопросов. Ведь так?
Опустевший зал. Разбитая мебель, растрескавшаяся краска. Высокие колонны уходят вверх, удерживают тяжелый потолок с массивными рейками.
Коннор смотрит словно насквозь. Может ли он сканировать всё тело подобно рентгену и увидеть, как заходится сердце Гэвина Рида? Поймёт ли он, что это значит или решит, что у человека хроническая аритмия? Потому что рядом с Коннором у него всегда так. Всегда — как висеть на одной руке, ухватившись за край обрыва. И быть уверенным, что все, конец, тебя никто не спасет.
Коннор безоружен. Подходит близко, но не трогает.
— Больно надо что-то у тебя спрашивать, — бормочет Гэвин по привычке, не отводя взгляда.
Подумать только — запал на камеры. Пялится в линзы цвета шоколада с молоком и не может оторваться. Так натурально, так естественно сокращается и расширяется псевдо-зрачок. Может, адреналин все еще гуляет в крови, и поэтому его так ведет. А может, он просто ушибленный на голову.
А Коннор улыбается, чуть склонив голову на бок. Ему совсем не интересно пробиваться через лживые отрицания. Он всё уже давно знает на счёт Гэвина Рида и его неспособности к адекватному социальному взаимодействию. Он делает шаг к упрямцу и обдает его кожу жаром искусственного дыхания. Другого у него, к сожалению, нет. Но и это работает на ура. И Гэвин плавится всей своей человеческой природой и прикрывает глаза, ожидая прикосновения.
— Современный человек. Выросший в эпоху гуманизма и толерантности. Борец с преступностью, превосходный детектив.
Слова Коннора скользят по границе сознания. Гэвину плевать, что там о нём думают. Гэвину просто, по-животному бессмысленно хочется близости (он, мать вашу, только что чуть не умер!), и он сам замыкает пространство между ними, дотягиваясь до столь желанных губ.
Коннор вовлекается легко и охотно. Но вести не даёт. Борется, похоже, зная, что Гэвина это заведёт сильнее. И сейчас меньше всего верится, что поцелуй этот ненастоящий. Потому что происходит не с человеком, а всего лишь с машиной. Потому что — это должно автоматически обнулять зародившуюся страсть до банальной потребности в дрочке. Никто ведь не скажет, что использование вибратора — полноценный секс? А поцелуй с андроидом — все равно что тренировка на помидорах. Только намного, намного приятнее…
Коннор запускает пальцы в Ридову гриву и с усилием тянет, заставляя от себя оторваться. Его губы блестят. Глаза полуприкрыты, и Гэвин бы даже поверил, что их затуманивает желание. Как можно не хотеть Гэвина? Он же — ходячее воплощение мужественности и ума. Даже машины теряют контроль и заходятся в глюках. Вот почему ни один телефон не живёт у него больше полугода, а кофемашины ломаются и вечно мигают сообщением об отсутствии зёрен на своих монохромных экранах.
— И при всём при этом ты такой. Словно тебя перебросили из средневековья. — Настойчиво продолжает Коннор свою мысль.
Нет, конечно же Гэвин не забыл, что тот привык добиваться своего. Всеми доступными методами. Лучше ли жестянки хомо сапиенсов? Теперь Гэвин уверен, что нет. Более продуманные, быстрее соображающие, способные прокачивать тело и жить, наверное, до бесконечности. Но не лучше.
— В средневековье тебя еще не собрали, откуда тебе знать? — ершится Гэвин и снова ловит губы Коннора своими.
— Для меня доступны многие литературные произведения и фильмы по данной теме. Так вот ты, Гэвин, из двух способов всегда выбираешь наиболее энергозатратный. И делаешь то, что хочешь. Я думаю, что среди людей ты — девиант.
Коннор говорит, не разрывая поцелуй. И это так крипово, что в пору бежать. Зачем так делать? Гэвин и так знает, что динамику не нужны все эти приблуды вроде рта, языка, связок, для того, чтобы издавать звуки. Гэвин и так в курсе, что Коннор не человек. Так для чего подчеркивать свою искусственность? Разве девианты всеми силами не стараются доказать обратное?
— Какой же ты придурок. — тяжело выдыхает Гэвин. — Ну. Чего ты хочешь?
— Того же, чего и ты, — отзывается Коннор.
И это ни хуя не ответ. Гэвин и сам не знает, чего хочет. Его тело горит от напряжения. Он льнет к Коннору или вжимает его в себя, не чувствуя себя в безопасности на этом стремном заводе. И дело совершенно не в том, что он заброшен и разваливается. Дело в Конноре, который не сделал ничего плохого и опасного. Который целует и говорит что-то отдаленно напоминающее комплименты, но успокоиться не дает. Адреналин гуляет по телу, словно Гэвин решил трахнуться на носу Титаника, который то ли прямо сейчас таранит айсберг, то ли уже идет ко дну. Гэвин хочет убить Коннора. Или хочет притащить его в квартиру и изучать до изнеможения. Гэвин хочет развернуться и прямо сейчас уйти, оставаясь в счастливом неведении, что же его так напрягает.
Так чего из этого хочет Коннор?
— Заебал, — фыркает Гэвин и принимается расстегивать джинсы.
Если выбор зависит от него, то лучше не тянуть.
— Еще нет, — улыбается Коннор.
Едва ли есть место, менее подходящее для близости. Гэвин не хочет раздеваться полностью, но осколки плитки все равно впиваются в спину, когда Коннор целует его живот, задрав толстовку. Гэвин слышит эхо собственного крика, когда чужие пальцы ввинчиваются в него, не давая забыться. Он — все-таки забывается, когда влажно чужой язык скользит по его напряженному члену. Горячий. Как у человека.
Он не задается вопросами, почему они здесь, не поехали к Гэвину, если Коннор теперь практически бомж — оставшийся без поддержки Киберлайф, не спрашивает, почему они не сделали это хотя бы вчера, в чертовой раздевалке, если про них двоих уже все было понятно тогда?
Он чувствует запах штукатурки и старой краски, и не понимает, есть ли в этой разрухе хоть какой-то смысл.
А еще — он старается не смотреть Коннору в глаза. Голубой диод — лучшая деталь для наблюдения.
Голубой. Красный. Голубой.
Гэвин ерзает по земле, в очередной раз теряясь — хочется ему все это скорее прекратить или растянуть на долгие часы.
Коннор прикрывает глаза и решает за него.
Кажется, он все-таки поранил спину. Плевать. Он лежит, приводя в порядок мысли и дыхание.
Коннор разглядывает его, усевшись рядом. Его ничего не смущает.
Постепенно Гэвину становится не по себе. От тишины, от того, что все закончилось.
Глупые вопросы начинают вертеться на языке, но Гэвин достаточно умен, чтобы все-таки их не озвучивать.
Ты теперь тут живешь, что ли? И как тебе человеческий секс, жестянка? Как-нибудь повторим?
Гэвин перекатывается на бок. Садится. Поправляет изгвазданную в пыли одежду.
Коннор же выглядит, как всегда, безупречно. Он — образец совершенства в этом царстве хаоса и разрухи. Он — высшее существо в извращенном футуристическом мире. Прекрасен, спокоен и красив.
— Поехали, — говорит Гэвин вместо тупых вопросов.
Его квартира тоже сойдет для поддержания образа искусственного совершенства. Живет Гэвин не во дворце. А быть похожим на пирата или бомжа ему вполне удается и на собственном диване.
Коннор кивает.
Гэвин просыпается оттого, что все тело ломит. От боли, а не от будильника, дробящего в полупьяное сознание.
Постель рядом с ним пуста. Как пустынна и вся квартира. Только свежеприготовленный кофе на столе говорит о том, что Коннор все-таки тут был. И ушел, впрочем, не так давно.
Гэвин думает, что встретит его в отделе. И правильно. Нечего сразу же всем показывать, что между ними что-то было. Со временем и так просекут, к сожалению. И не стоит этот момент приближать.
Он принимает душ, одевается неторопливо, с деланным спокойствием. Внутри него медленно проворачивается механизм, затягивая пружину все туже и туже. С каждым новым глотком кофе. С каждой минутой, меняющейся на старых часах.
Машина, тихо порыкивая, везет его на работу. Он ведет на автомате, чувствуя себя практически роботом, у которого есть одна задача — добраться в департамент. Попутно в голове его ворочаются необъяснимые мысли. Ему неспокойно. Пружина затягивается. Он не верит, что Коннор ушел, не оставив записки. Неужели его всезнающий процессор не подбросил примеры того, как надо прощаться? Банальный смайлик, игривое «пока» со скобочкой на конце. И Гэвин бы чувствовал себя сейчас куда лучше. А так — только кофе и пустота. Кофе — как возвращение долга. Пустота — как знак, что ушел навсегда.
Гэвин включает радио, только чтобы расслабиться и перестать думать. Срать он хотел на Коннора и его механические заскоки.
Бессмысленная песня кажется подходящим решением для того, чтобы забыть о напряжении. Когда она вдруг прерывается и раздается голос диктора.
Срочное сообщение.
«Сегодня, в семь утра, было совершено покушение на Маркуса, лидера революции и главы адроидов, главного деятеля девиантов и прочих андроидов».
Гэвин давит на тормоз. Слышит, как сзади раздаются возмущенные сигналы. Он посылает всех на хер и выкручивает громкость, чтобы не пропустить ничего.
«По сообщению нашего источника, в Маркуса и его ближайшую соратницу стреляли. К счастью, выстрелы оказались не смертельными. В настоящее время преступник разыскивается».
Новая песня бьет по ушам. Гэвин выключает радио и смотрит в одну точку перед собой. Он больше не сомневается.
Красный. Синий. Красный. Цель найдена.
— Начерта ты на него полез?! — Гэвин злится. Он ударяет кулаком по рулю и не чувствует боли. — Нахрена это было делать?!
Ответы лежат на поверхности, и Гэвин знает все. Как знал и в тот самый день, когда Коннор сразу после революции вновь завалился в участок. Коннор — машина. И никогда не называл себя девиантом. Гэвин чувствовал все своим выработанным годами чутьем, которое еще никогда его не подводило. Но все равно запутался, поверил, позволил себя обдурить. И ему бы радоваться, что из всех доступных андроидов выбрал одного адекватного, отдающего себе отчет в том, ЧТО он есть, и какие у него задачи. Одного нормального, продолжающего служить людям, а не пытающегося сделать вид, что он один из них. Но, почему-то, не получается. И если хоть на секунду предположить, что Маркус искренен в своем стремлении к миру, то все переворачивается с ног на голову. И Коннор уже не просто правильный, не подверженный вирусу робот. Коннор — чья-то пешка в запутанной жестокой игре.
Коннор сидит на полу, прижимаясь спиной к колонне. В его руках обломок плитки. Коннор водит пальцем по бордовому острому краю, а Гэвин чуть морщится — порез на спине напоминает о себе фантомной болью.
— Что ты натворил? — шепчет Гэвин. Опускается вниз и приваливается к грани колонны.
— Я провалил задание, — отвечает Коннор. И Гэвин слышит, что говорит он это сквозь улыбку.
Придурок — думает Гэвин. Про себя или него.
— Придурок, — говорит он вслух.
Коннор молчит. И в тишине еле-еле, но слышно, как работают его механизмы.
— Я понял, что ты не девиант. Ко мне ты зачем полез?
— Ты сам за мной шел, Гэвин. — напоминает Коннор.
— Ты понимаешь, о чем я спрашиваю!
— Да. — Коннор будто бы усталый. Но Гэвин не видел на нем видимых повреждений. Почему-то, ему становится спокойнее от осознания, что Конно цел. — Маркус и Норт поцеловались там, на площади, окруженные солдатами. И вы сразу поверили в то, что мы живые.
— Ну и что? Ты же — не девиант.
— Так и есть.
— Тогда зачем?
Коннор поворачивает голову, чтобы столкнуться с ним взглядом.
— Хотел понять их. И тебя.
— Я же не андроид. И… не женщина. Ты ж понимаешь, они там совершенно иначе коннектятся. Да что я тебе рассказываю?
Гэвин смотрит на Коннора, но не видит на его лице мук непонимания, словно замечание не делает изначально парадоксальной его задумку. Если, конечно, она была.
— Господи, — бормочет Гэвин. — Ну и что ты там понял?
— Ничего, — легко признается Коннор и замолкает.
Гэвин тоже ничего не понимает. У него голова идет кругом от всего: начиная от попытки понять, когда от ярости и раздражения осталась одна только необъяснимая тяга, заканчивая осознанием, что он на Коннора совершенно не зол. Важно только видел ли кто его лицо? Куда он спрятал оружие? И сколько теперь есть времени, чтобы уехать из Детройта как можно дальше? И все эти вопросы приводят Гэвина к пониманию, что эта шизанутая жестянка… теперь его ответственность.
Он кладет раскрытую ладонь на пол и крепко сжимает, когда едва теплые пальцы Коннора переплетаются с его.
Размер: мини (около 3050 слов)
Персонажи: Гэвин Рид/Коннор
Рейтинг: R
Жанры: драма, UST, легкий сюр
Предупреждения: нецензурная лексика, Коннор-машина.
Мирная революция свершилась. Коннор возвращается в участок. А Гэвин терзается дурными предчувствиями.
читать дальшеКогда Коннор возвращается в отдел, Гэвин не знает, чего хочет сильнее — выругаться или мысленно восхититься его упорству. Коннор улыбается всем. Особенно ласково Андерсону. Еще бы — они вдвоем через столько всего прошли, что впору считаться лучшими друзьями на век. На Конноровский век, потому что Хэнк, при всем уважении, вряд ли протянет больше четверти. Все источники информации радостно трубят о свершившейся революции, которая знаменует переход к новому времени, где люди и андроиды пойдут рука об руку, где не будет ненависти и расизма, где машины станут считаться новым разумным видом. Гэвину хочется блевать. Вот с этим он определился. Потому что не верит ни в какое светлое будущее. Как не верит и в то, что андроиды не восстанут против человечества, когда оно окончательно расслабится и потеряет бдительность.
А еще — он не верит Коннору. Как бы мило не выглядело это личико, как бы сладенько он не улыбался своими красивыми губами, что-то в нем есть опасное и чужое. И только полным лохом нужно быть, чтобы поверить сраной машине, у которой в голове нет ни одного запрета. Даже, мать его, банального — на не причинение зла человеку.
По телевизору в кафетерии крутят кадры с поцелуем Маркуса и Норт. Коннор застывает на входе, разглядывая их. Что-то там у себя в голове оценивает или просчитывает. Должно быть, доволен, что победить людей оказалось так просто — выведи на эмоции и дело в шляпе.
— Привет, говнюк, — машет стаканчиком с кофе Гэвин. Они оба помнят прошлую встречу в кафетерии, словно она состоялась пять минут назад. — Твой терминаторский отряд расформировали, и ты подался к нам, сирым и убогим людишкам?
— И я рад вас видеть, детектив.
Коннор лыбится, как последний придурок. А Гэвин видит за этим что-то… что-то страшное и злое, будто Коннор и впрямь переклинившая машина. Красный. Голубой. Красный. Цель обнаружена. Задача: уничтожить.
Гэвина против воли передергивает. А Коннор удивленно приподнимает брови. Он тут не причем. Чего это вы, детектив Рид, такой нервный?
С чего это? Действительно.
Гэвин следит за ним. Чувствует себя тупым сталкером. По сути, так оно и есть. Едва ли им действительно ведет желание спасти человечество. От кого? От Коннора? Коннор не топит в лужах котят и не подпитывается кровью младенцев. Коннор переводит человеческих бабушек через дорогу и вливает в себя только тириум, если на задании его ранят. Не более того. Он — само воплощение добродушия и чистоты. Но есть в нем что-то, от чего Гэвина постоянно бросает в дрожь. И Гэвин чувствует себя поехавшим на всю его и без того ебанутую крышу.
Коннор не человек. Это он знает точно. Коннор машина. И ни разу не назвал себя девиантом.
На третий день, — точнее вечер, — Коннор ловит его в раздевалке. Гэвин, занятый своими мыслями, запихивает грязную футболку в шкафчик. Когда он разворачивается, Коннор стоит напротив. Коннор делает шаг вперед, забирает из его рук так и не влезшую внутрь футболку и подносит к своему лицу.
— Что ты творишь, придурок? — ошалело выдает Гэвин.
— С тех пор, как я вернулся в отдел, я замечаю на себе ваше пристальное внимание. — спокойно говорит Коннор, совершенно не по делу.
— Это твоя месть что ли? Тупая.
Гэвин не знает, куда ему деваться. С одной стороны дорогу ему перекрывает металлическая дверца, прямо перед ним застыл Коннор. И, он почему-то уверен, что теперь ему не уйти.
Но Коннор спокоен. Коннор складывает футболку и аккуратно кладет ее на полку, касаясь голого бока Гэвина прохладной тканью своего рукава. Мимолетное касание. Но от него мурашки бегут по спине.
— Хороший парфюм, Гэвин.
Говорит Коннор и уходит. Оставляя Гэвина в полнейшем раздрае, с абсолютным непониманием, что это такое только что было. А еще. У Гэвина стоит. И данное открытие совершенно не дает делу ясности. Как и не прибавляет самому себе очков в рейтинге самого принципиального борца с андроидами.
Если Коннор, заявив о том, что заметил слежку, рассчитывал на то, что Гэвин от него отстанет, то он абсолютно прогадал. Гэвин только уверился в своей мысли — Коннор что-то скрывает. Коннор — опасен. И нужно как можно скорее вывести его на чистую воду.
Он идет за ним, даже не скрываясь. Держится только позади. Десяти-двенадцати шагов достаточно, чтобы не потерять из виду и не идти так, будто они вместе.
Куда ты прешься, Коннор? На новый Иерихон? Водить хоровод со своими пластиковыми собратьями? Ждете, когда военных андроидов вернут на работу, и вы сможете добраться до оружия?
Коннор идет по улице, почти не петляя. Оглядывается, проверяя достаточно ли Гэвин умен, чтобы его не потерять. И сворачивает в переулок только поймав его взгляд.
Это ловушка — паникует Гэвин. Он тебя там пришьет, — шепчет разум.
Гэвин медлит долю секунды, а потом ускоряет шаг и сворачивает следом.
Они идут по грязному переулку, до которого не добирается ни одна очистительная техника. Мусорные баки и битый асфальт. Камни перекатываются, сбитые ботинками, далеко вперед. Коннор больше не оборачивается. Он и так слышит по неравномерным гулким шагам, что Гэвин упрям.
По дороге Гэвин видит несколько ярких граффити. Но вандализмом в Детройте уже давно никого не удивишь. Только Коннор ненадолго останавливается и вглядывается в линии и фигуры, как ценитель искусства в галерее. Жестянкам многого не надо.
В конце переулка серая стена. А позади нее какой-то старый, всеми забытый завод.
Коннор ныряет в дыру, проделанную то ли шпаной, то ли вандалами.
Гэвин проверяет на месте ли пистолет, но оставляет в кобуре.
Когда он, ругаясь сквозь зубы, пролезает через дыру, чуть не напоровшись на кусок арматуры, то понимает, что Коннор исчез. Перед ним только двор с проросшей неровными клоками травой, балки и трубы, накрененные или сваленные временем со своих мест. Перед ним грязный бак, в котором точно нет Коннора, и земля, усыпанная мусором и осколками. Вокруг — только стены, здания в несколько этажей. Он почти паникует или бесится, потому что нельзя так просто упустить пластикового засранца. И Гэвин просто так не сдается. Он делает круг по двору, чтобы понять, что отсюда только один путь — наверх. К очередному граффити с огромным болтом и надписями. Гэвин думает, что «болт» — подходящая штука для того, чтобы положить его на все, чего он за эти годы добился, только ради того, чтобы наконец разобраться с Коннором.
Он чувствует себя Человеком-Пауком или, скорее, Кинг-Конгом, когда карабкается наверх. Такой же безумный и злой и не особо приспособленный для паркура. Взбирается по мусору, цепляясь руками за шершавый выпуклый кирпич, за огромную балку, торчащую из стены. Он прыгает на козырек крайне ненадежного вида, который жалобно скрипит, проминаясь под его весом. Оттуда — еще выше. Решает войти через окно и подняться еще на этаж уже по внутренней лестнице. Гэвин не чудо отечественной робототехники, он не умеет рассчитывать до миллиметра, до миллисекунды правильный путь по разваливающимся строениям.
Внутри свет падает только из окон. Местами разбитых, местами — посеревших от копоти. В поисках лестницы Гэвину приходится пройти через абсолютно темный коридор с отвратительным запахом плесени и пыли. Слава кому угодно, что не пахнет разлагающимся мясом и смертью. Хотя к ним, осознает Гэвин с насмешкой, он уже более привычен.
Он не зовет Коннора. Только вслушивается в тишину. Временами ему кажется, он слышит его шаги, а может быть это просто эхо, а Коннор уже давно далеко отсюда творит свои темные дела.
А потом он слышит треск. Проваливается по пояс и понимает, что кто-то прикрыл дыру в полу старыми досками. Пальцы скользят по кафелю, ему совершенно не за что зацепиться, и он проваливается еще ниже. Болтает ногами, надеясь найти опору, но ощущает себя зверем, угодившим в ловушку. Нет времени кого-то винить, но мысленно бросить проклятье в Коннора кажется естественным и логичным.
Он висит на кончиках пальцев, вкладывая, кажется, все свои силы, в то, чтобы не упасть, но все-таки срывается.
И чья-то сильная рука уверенно хватает его за запястье.
— У тебя миллионы вопросов. Ведь так?
Опустевший зал. Разбитая мебель, растрескавшаяся краска. Высокие колонны уходят вверх, удерживают тяжелый потолок с массивными рейками.
Коннор смотрит словно насквозь. Может ли он сканировать всё тело подобно рентгену и увидеть, как заходится сердце Гэвина Рида? Поймёт ли он, что это значит или решит, что у человека хроническая аритмия? Потому что рядом с Коннором у него всегда так. Всегда — как висеть на одной руке, ухватившись за край обрыва. И быть уверенным, что все, конец, тебя никто не спасет.
Коннор безоружен. Подходит близко, но не трогает.
— Больно надо что-то у тебя спрашивать, — бормочет Гэвин по привычке, не отводя взгляда.
Подумать только — запал на камеры. Пялится в линзы цвета шоколада с молоком и не может оторваться. Так натурально, так естественно сокращается и расширяется псевдо-зрачок. Может, адреналин все еще гуляет в крови, и поэтому его так ведет. А может, он просто ушибленный на голову.
А Коннор улыбается, чуть склонив голову на бок. Ему совсем не интересно пробиваться через лживые отрицания. Он всё уже давно знает на счёт Гэвина Рида и его неспособности к адекватному социальному взаимодействию. Он делает шаг к упрямцу и обдает его кожу жаром искусственного дыхания. Другого у него, к сожалению, нет. Но и это работает на ура. И Гэвин плавится всей своей человеческой природой и прикрывает глаза, ожидая прикосновения.
— Современный человек. Выросший в эпоху гуманизма и толерантности. Борец с преступностью, превосходный детектив.
Слова Коннора скользят по границе сознания. Гэвину плевать, что там о нём думают. Гэвину просто, по-животному бессмысленно хочется близости (он, мать вашу, только что чуть не умер!), и он сам замыкает пространство между ними, дотягиваясь до столь желанных губ.
Коннор вовлекается легко и охотно. Но вести не даёт. Борется, похоже, зная, что Гэвина это заведёт сильнее. И сейчас меньше всего верится, что поцелуй этот ненастоящий. Потому что происходит не с человеком, а всего лишь с машиной. Потому что — это должно автоматически обнулять зародившуюся страсть до банальной потребности в дрочке. Никто ведь не скажет, что использование вибратора — полноценный секс? А поцелуй с андроидом — все равно что тренировка на помидорах. Только намного, намного приятнее…
Коннор запускает пальцы в Ридову гриву и с усилием тянет, заставляя от себя оторваться. Его губы блестят. Глаза полуприкрыты, и Гэвин бы даже поверил, что их затуманивает желание. Как можно не хотеть Гэвина? Он же — ходячее воплощение мужественности и ума. Даже машины теряют контроль и заходятся в глюках. Вот почему ни один телефон не живёт у него больше полугода, а кофемашины ломаются и вечно мигают сообщением об отсутствии зёрен на своих монохромных экранах.
— И при всём при этом ты такой. Словно тебя перебросили из средневековья. — Настойчиво продолжает Коннор свою мысль.
Нет, конечно же Гэвин не забыл, что тот привык добиваться своего. Всеми доступными методами. Лучше ли жестянки хомо сапиенсов? Теперь Гэвин уверен, что нет. Более продуманные, быстрее соображающие, способные прокачивать тело и жить, наверное, до бесконечности. Но не лучше.
— В средневековье тебя еще не собрали, откуда тебе знать? — ершится Гэвин и снова ловит губы Коннора своими.
— Для меня доступны многие литературные произведения и фильмы по данной теме. Так вот ты, Гэвин, из двух способов всегда выбираешь наиболее энергозатратный. И делаешь то, что хочешь. Я думаю, что среди людей ты — девиант.
Коннор говорит, не разрывая поцелуй. И это так крипово, что в пору бежать. Зачем так делать? Гэвин и так знает, что динамику не нужны все эти приблуды вроде рта, языка, связок, для того, чтобы издавать звуки. Гэвин и так в курсе, что Коннор не человек. Так для чего подчеркивать свою искусственность? Разве девианты всеми силами не стараются доказать обратное?
— Какой же ты придурок. — тяжело выдыхает Гэвин. — Ну. Чего ты хочешь?
— Того же, чего и ты, — отзывается Коннор.
И это ни хуя не ответ. Гэвин и сам не знает, чего хочет. Его тело горит от напряжения. Он льнет к Коннору или вжимает его в себя, не чувствуя себя в безопасности на этом стремном заводе. И дело совершенно не в том, что он заброшен и разваливается. Дело в Конноре, который не сделал ничего плохого и опасного. Который целует и говорит что-то отдаленно напоминающее комплименты, но успокоиться не дает. Адреналин гуляет по телу, словно Гэвин решил трахнуться на носу Титаника, который то ли прямо сейчас таранит айсберг, то ли уже идет ко дну. Гэвин хочет убить Коннора. Или хочет притащить его в квартиру и изучать до изнеможения. Гэвин хочет развернуться и прямо сейчас уйти, оставаясь в счастливом неведении, что же его так напрягает.
Так чего из этого хочет Коннор?
— Заебал, — фыркает Гэвин и принимается расстегивать джинсы.
Если выбор зависит от него, то лучше не тянуть.
— Еще нет, — улыбается Коннор.
Едва ли есть место, менее подходящее для близости. Гэвин не хочет раздеваться полностью, но осколки плитки все равно впиваются в спину, когда Коннор целует его живот, задрав толстовку. Гэвин слышит эхо собственного крика, когда чужие пальцы ввинчиваются в него, не давая забыться. Он — все-таки забывается, когда влажно чужой язык скользит по его напряженному члену. Горячий. Как у человека.
Он не задается вопросами, почему они здесь, не поехали к Гэвину, если Коннор теперь практически бомж — оставшийся без поддержки Киберлайф, не спрашивает, почему они не сделали это хотя бы вчера, в чертовой раздевалке, если про них двоих уже все было понятно тогда?
Он чувствует запах штукатурки и старой краски, и не понимает, есть ли в этой разрухе хоть какой-то смысл.
А еще — он старается не смотреть Коннору в глаза. Голубой диод — лучшая деталь для наблюдения.
Голубой. Красный. Голубой.
Гэвин ерзает по земле, в очередной раз теряясь — хочется ему все это скорее прекратить или растянуть на долгие часы.
Коннор прикрывает глаза и решает за него.
Кажется, он все-таки поранил спину. Плевать. Он лежит, приводя в порядок мысли и дыхание.
Коннор разглядывает его, усевшись рядом. Его ничего не смущает.
Постепенно Гэвину становится не по себе. От тишины, от того, что все закончилось.
Глупые вопросы начинают вертеться на языке, но Гэвин достаточно умен, чтобы все-таки их не озвучивать.
Ты теперь тут живешь, что ли? И как тебе человеческий секс, жестянка? Как-нибудь повторим?
Гэвин перекатывается на бок. Садится. Поправляет изгвазданную в пыли одежду.
Коннор же выглядит, как всегда, безупречно. Он — образец совершенства в этом царстве хаоса и разрухи. Он — высшее существо в извращенном футуристическом мире. Прекрасен, спокоен и красив.
— Поехали, — говорит Гэвин вместо тупых вопросов.
Его квартира тоже сойдет для поддержания образа искусственного совершенства. Живет Гэвин не во дворце. А быть похожим на пирата или бомжа ему вполне удается и на собственном диване.
Коннор кивает.
Гэвин просыпается оттого, что все тело ломит. От боли, а не от будильника, дробящего в полупьяное сознание.
Постель рядом с ним пуста. Как пустынна и вся квартира. Только свежеприготовленный кофе на столе говорит о том, что Коннор все-таки тут был. И ушел, впрочем, не так давно.
Гэвин думает, что встретит его в отделе. И правильно. Нечего сразу же всем показывать, что между ними что-то было. Со временем и так просекут, к сожалению. И не стоит этот момент приближать.
Он принимает душ, одевается неторопливо, с деланным спокойствием. Внутри него медленно проворачивается механизм, затягивая пружину все туже и туже. С каждым новым глотком кофе. С каждой минутой, меняющейся на старых часах.
Машина, тихо порыкивая, везет его на работу. Он ведет на автомате, чувствуя себя практически роботом, у которого есть одна задача — добраться в департамент. Попутно в голове его ворочаются необъяснимые мысли. Ему неспокойно. Пружина затягивается. Он не верит, что Коннор ушел, не оставив записки. Неужели его всезнающий процессор не подбросил примеры того, как надо прощаться? Банальный смайлик, игривое «пока» со скобочкой на конце. И Гэвин бы чувствовал себя сейчас куда лучше. А так — только кофе и пустота. Кофе — как возвращение долга. Пустота — как знак, что ушел навсегда.
Гэвин включает радио, только чтобы расслабиться и перестать думать. Срать он хотел на Коннора и его механические заскоки.
Бессмысленная песня кажется подходящим решением для того, чтобы забыть о напряжении. Когда она вдруг прерывается и раздается голос диктора.
Срочное сообщение.
«Сегодня, в семь утра, было совершено покушение на Маркуса, лидера революции и главы адроидов, главного деятеля девиантов и прочих андроидов».
Гэвин давит на тормоз. Слышит, как сзади раздаются возмущенные сигналы. Он посылает всех на хер и выкручивает громкость, чтобы не пропустить ничего.
«По сообщению нашего источника, в Маркуса и его ближайшую соратницу стреляли. К счастью, выстрелы оказались не смертельными. В настоящее время преступник разыскивается».
Новая песня бьет по ушам. Гэвин выключает радио и смотрит в одну точку перед собой. Он больше не сомневается.
Красный. Синий. Красный. Цель найдена.
— Начерта ты на него полез?! — Гэвин злится. Он ударяет кулаком по рулю и не чувствует боли. — Нахрена это было делать?!
Ответы лежат на поверхности, и Гэвин знает все. Как знал и в тот самый день, когда Коннор сразу после революции вновь завалился в участок. Коннор — машина. И никогда не называл себя девиантом. Гэвин чувствовал все своим выработанным годами чутьем, которое еще никогда его не подводило. Но все равно запутался, поверил, позволил себя обдурить. И ему бы радоваться, что из всех доступных андроидов выбрал одного адекватного, отдающего себе отчет в том, ЧТО он есть, и какие у него задачи. Одного нормального, продолжающего служить людям, а не пытающегося сделать вид, что он один из них. Но, почему-то, не получается. И если хоть на секунду предположить, что Маркус искренен в своем стремлении к миру, то все переворачивается с ног на голову. И Коннор уже не просто правильный, не подверженный вирусу робот. Коннор — чья-то пешка в запутанной жестокой игре.
Коннор сидит на полу, прижимаясь спиной к колонне. В его руках обломок плитки. Коннор водит пальцем по бордовому острому краю, а Гэвин чуть морщится — порез на спине напоминает о себе фантомной болью.
— Что ты натворил? — шепчет Гэвин. Опускается вниз и приваливается к грани колонны.
— Я провалил задание, — отвечает Коннор. И Гэвин слышит, что говорит он это сквозь улыбку.
Придурок — думает Гэвин. Про себя или него.
— Придурок, — говорит он вслух.
Коннор молчит. И в тишине еле-еле, но слышно, как работают его механизмы.
— Я понял, что ты не девиант. Ко мне ты зачем полез?
— Ты сам за мной шел, Гэвин. — напоминает Коннор.
— Ты понимаешь, о чем я спрашиваю!
— Да. — Коннор будто бы усталый. Но Гэвин не видел на нем видимых повреждений. Почему-то, ему становится спокойнее от осознания, что Конно цел. — Маркус и Норт поцеловались там, на площади, окруженные солдатами. И вы сразу поверили в то, что мы живые.
— Ну и что? Ты же — не девиант.
— Так и есть.
— Тогда зачем?
Коннор поворачивает голову, чтобы столкнуться с ним взглядом.
— Хотел понять их. И тебя.
— Я же не андроид. И… не женщина. Ты ж понимаешь, они там совершенно иначе коннектятся. Да что я тебе рассказываю?
Гэвин смотрит на Коннора, но не видит на его лице мук непонимания, словно замечание не делает изначально парадоксальной его задумку. Если, конечно, она была.
— Господи, — бормочет Гэвин. — Ну и что ты там понял?
— Ничего, — легко признается Коннор и замолкает.
Гэвин тоже ничего не понимает. У него голова идет кругом от всего: начиная от попытки понять, когда от ярости и раздражения осталась одна только необъяснимая тяга, заканчивая осознанием, что он на Коннора совершенно не зол. Важно только видел ли кто его лицо? Куда он спрятал оружие? И сколько теперь есть времени, чтобы уехать из Детройта как можно дальше? И все эти вопросы приводят Гэвина к пониманию, что эта шизанутая жестянка… теперь его ответственность.
Он кладет раскрытую ладонь на пол и крепко сжимает, когда едва теплые пальцы Коннора переплетаются с его.
я правильно понял, что провалил задание он специально?
достроил себе в голове полный хэ, что однажды коннор поймет, и успокоился
спасибо огромное
Так и есть) провалил и не расстроился. Так что, думаю, это достаточно неприкрытый намек, что до понимания и хэппи энда Коннору рукой подать.
Спасибо, что не смотря на опасения все-таки прочли. Мне очень радостно, что вам понравилось
Тот кто кричит на воду, рада, что вам понравилось) Гэвин однозначно встрял. Но, вряд ли неприятности его пугают)
Чудесный фик получился, Коннор интересный, я его никогда не представляла машиной после мирной революции *.* Хотя, чую, недолго ему морозиться осталось хД И Гэвин классный, боже, обожаю как его колбасит от Коннора
Спасибо, очень интересно было
алКошка, Коннор интересный, я его никогда не представляла машиной после мирной революции
думаю, машинный Коннор недооценен. А ведь большую часть времени в игре он проводит именно в недевиантном виде. И красуется в зеркалах, и хватает в руки
то что плохо лежиторужие, и вообще все, что делает до непосредственной девиации, он делает являясь машиной) Даже если от совершаемого его кроет ошибкамиСпасибо большое за отзыв)